Зимой я живу на краешке жизни - ну да, как у Кашина. И это совсем не невыносимо. Это... немного странно, пожалуй. Учишься понимать грань между одиночеством и добровольным уединением.
Сначала захотелось написать: если это одиночество, то никто не вырвет тебя из него, не будет невовремя звонить по телефону, тащить на дни рождения, гулять или в кино...
Но, пожалуй, это совсем не показатель. Грань - она всё-таки больше внутри.
самый свежий репортаж с места прес... просмотра.%)
...В один прекрасный (прекрасный для нас, будущих зрителей) день г-н Стоун решил снять что-нибудь романтишшное. Скажем, про геев. В поисках идей он отправился в библиотеку, дабы найти там какую-нибудь подходящую литературу и вдохновляться ею. Но по чистой случайности с одной из верхних полок на г-на Стоуна вместо гейского чтива свалилась, больно стукнув его по голове,... нет, не думаю, что это была "Илиада". Скорее - какой-нибудь сборник мифов Древней Греции в кратеньком пересказе вроде Куна. Некрасиво матерясь и потирая шишку на лбу, дяденька хотел было уже ставить злостную книгу на место, но тут увидел, что книга открылась на иллюстрации, где Ахилл защищает тело Патрокла от троянцев - и винтики в мозгу г-на Стоуна начали потихоньку крутиться в нужном направлении (нужном опять-таки для нас, будущих зрителей).
- Ба, - сказал режиссёр, - а тут можно снять неплохое кинцо.
Но, несмотря на открывшиеся перед г-ном Стоуном радужные перспективы, шишка с его головы убираться не спешила, напоминая о том, что библиотека - место опасное. Во избежание новых травм г-ну Стоуну пришлось воспользоваться благами НТП, в частности - такими, как компьютер и интернет. И как вы думаете, на какого рода литературу наткнулся первым делом наш режиссёр в интернете? Правильно! Это были флаффные фики, где Гарри любит Драко, а Драко любит Гарри, и они любят друг друга, любят, и ещё любят, и снова... любят, короче. На этом месте исчерпалось либо терпение г-на Стоуна, либо лимит его интернет-карточки: именно этими во всех отношениях замечательными, розовыми, пушистыми гарридраками он и решил руководствоваться в построении отношений двух главных героев.
Не исключено, что сборник греческих мифов при падении на голову режиссёра случайно задел несколько соседних книг (осмелюсь высказать робкое предположение, что это был учебник по истории за шестой класс средней общеобразовательной школы и что-то вида "Тактика и стратегия" ). Ибо чадо г-на Стоуна вобрало в себя всё хорошее... мм... и плохое тоже, что только можно было вобрать из этих трёх книг.
Ну... и получился фильм. Да.
И, если быть объективной, то фильм относительно неплохой. Красивый такой. Зрелищный. Позитиффный.
Как вы понимаете, самое главное условие просмотра сего шедевра американского синематографа - ни в коем случае не воспринимать его всерьёз. Даже не пытаться. Ибо бесконечные экскурсы в историю и мифологию, похоже, рассчитаны на человека, не учившегося в средней школе, а долгие пафосные (и весьма занудные, надо сказать) "бу-бу" героев, несмотря на свои поистине неприличные размеры, несут практически нулевую смысловую нагрузку. Единственная мысль, которую как нельзя более внятно доносят до зрителя, заключается в том, что Александр Македонский был мелким припадочным истероидом, отягощённым нехилым эдиповым комплексом (мы долго думали, не повесить ли на Ляксашку ещё и комплекс Электры, но всё же решили, что мальчику и так хватает) - и вообще, прямо скажем, порядочным мудилой.
Из безусловно понравившегося - Гефестион, конечно же (особенно его чудные, скорбные, накрашенные глаза), Олимпиада (шикарная... просто-таки безукоризненная женщина), пропитывающий всё и вся бодрый фрейдизм, кое-какие съёмки и творения художников по костюмам. Из откровенно не понравившегося - пожалуй, только Роксана; на протяжении почти половины сеанса я раздражала окружающих нытьём "да уберите же эту бабу". Слава Эру, зрительская аудитория включала в себя на редкость молчаливых мужчин, которые внимали происходящему на экране так внимательно и флегматично, что даже не пытались заткнуть фонтан моих комментариев. Простили мне и то, что на сцене трогательной гибели Гефестиона я просто-таки пищала и валялась (о! затруднённое от душевных переживаний дыхание героев и весьма оригинальные кадры...), и то, что на одной из постельных сцен в полном восторге взвизгнула на весь зал "Вау, на нём полосатые семейники!.."
Ну а что я могу сделать? Семейники в самом деле были полосатые.
Там же, кстати, обретается вся перловка незадачливых фанфикописцев (в том числе и множество восхитительных фрейдистских ляпов вроде "Поттер опять поймал снитч отверстием" ) и много всего другого чудесного...))
Одна из самых давних и, вероятно, самая отчаянная моя "хочушка", она же идея-фикс, - видеомагнитофон для записи снов, чтобы можно было перематывать снова и снова, если попадётся совсем уж замечательный.
Сегодня родилось ещё одно несбыточное изобретение - машинка для ловли мыслей.
Есть такая полезная программка для быстрого перехода из одной раскладки в другую, Punto Switcher называется (совершенно незаменимая вещь для тех, кто уже почти забыл, что такое ручка и бумага и кого начинает нервно трясти при словосочетании "аккуратный почерк", кстати). Есть в ней замечательная функция - режим дневника: всё, что было набрано на клавиатуре, сохраняется одним большим логом весьма невразумительного вида, и для тех случаев, когда ты вдохновенно набирал огромный текст в Ворде и кошка вдруг села на провод или просто напряжение в сети тряхнуло, это вещь опять-таки совершенно незаменимая.
А мысли - они ведь как пальцы безумные, которые прыгают по клавиатуре и набирают что им вздумается, и то и дело бывает: пробежится их, таких, целый отряд, протопчется, как стадо буйволов, и только соберёшься подосадовать на то, что опять всякая чушь думать о хорошем мешает - как тут же вспомнишь, что где-то посреди этого стада промчался кто-то очень даже симпатичный и даже хороший, захочешь вернуть - ан нет; поздно, убежала гениальная твоя идея. Или вкусное словцо. Или словосочетание какое-нибудь, убийственно красивое. И ничего тут не поделаешь, и сколько ни давай зарок в следующий раз быть внимательнее - а в следующий раз всё точь-в-точь то же самое.
А мыслеловушка все эти мысли пунктуальнейшим образом записывает - не знаю уж, как она угонится за всеми этими сумасшедшими табунами, но на то она и мыслеловушка, в конце концов. И когда опять покажется, что проскочило что-то небесполезное - можно просто заглянуть в логи за такое-то число, такой-то час, такая-то минута. Очень удобно.
На моём факультете какопрагмософии обязательно есть Лаборатория Несбыточных Изобретений, где пылится множество такого рода агрегатов. И библиотека Мёнина, где ненаписанные книги, у нас тоже где-то есть.
Разделение людей на детей и взрослых имеет, думаю, не меньше прав на существование, чем любое другое, и, хотя любая классификация человечества (как всем, вероятно, уже приходилось неоднократно убеджаться) - дело неблагодарное, заранее обречённое на неудачу и попросту глупое, именно такого разделения я придерживаюсь на данном этапе; оно кажется мне не только самым красивым, но и если не обескураживающе правильным, то, по крайней мере, наиболее правомерным по сравнению со столь любимыми многими противопоставлениями вида: творцы-потребители, думающие-недумающие, яркие-серые и, конечно, же, классическое добрые-злые. При попытке проанализировать таким образом собственное Избранное меня несказанно изумляет наличие двух-трёх личностей, которых под категорию детей не загнать не то что силой, а даже упряжкой тяжеловозов, и всё, что я могу - это таращить глаза и изображать нелёгкий мыслительный процесс: ну как же, в самом деле, они смогли туда затесаться?
Гляжу на возраст и теряюсь, в очередной раз убеждаюсь в абсолютной бессмысленности этого занятия, потому что они бывают младше многих моих "детей"; гляжу на записи - вижу, что всё-таки они не случайно попали в список любимых, искренне любуюсь, какие они талантливые и замечательные, - и всё-таки...
и всё-таки они время от времени очень смущают меня: они бросаются громкими сентенциями, смысла которых я не вижу даже совсем в упор, они очень волнуются о том, что кажется мне совсем-совсем далёким, некрасивым и неважным, неустанно ищут разницу между любовью и трахом, Россией и СССР, Ющенко и Януковичем, и у некоторых из них даже есть принципы, да-да, самые всамделишние и невыдуманные. Как же они, при всём своём уме, при всём таланте и всей своей такой полифоничной красочности, удручают... да, удручают всеми своими вышеперечисленными вечными вопросами, своей чудовищной рефлексией и множеством других вещей, и главным образом - тем, что ухитряются уверенно проводить безупречно чёткую грань между настоящим и выдумкой. Они давно забыли, что тоже были детьми и между реальностью и сказкой тогда не было никакой разницы: сказка - она не настоящее и не ненастоящее, она - всегда ровнёхонько между, чтобы легко было поверить. Но они об этом не помнят. Аве! Потому что кто-то же должен думать о действительно важных вещах, а не о тех глупостях, которые, по большому счёту, служат лишь для убиения времени...
И это моя, лишь моя вина и беда, что мне интереснее и теплее читать про аниме, слэшеписание, ведьм, летающие блюдца, гаррипоттера, достоинства музыкальных групп, полосатые носки, хорошие фильмы и прочие игры детей-аутистов...))
И я даже умудрилась задаться вопросом - не хихикать! бывает и на старуху проруха! - так вот, перефразируя Честертона (зацепил он меня местами, ага), я совершенно серьёзно думала надо всем этим целых минут двадцать; в результате поняла, что мой девиз успел вполне чётко сформулировать дядюшка Ондатр - "Играй, малыш, пока играется"*) - и попутно задалась вопросом: детство - мировосприятие или жизненная позиция всё-таки?))
...хотя вообще-то ни то, ни другое - а, любому ясно, всего лишь ненавистная, галимая патетика%)
Наткнулась в @дневниках на первые плевки поклонников "Мельницы" в сторону Шантэль.
В очередной раз пожалела, что мы тогда так рано ушли со Слэшкона, не дождавшись самой (по слухам*)) впечатляющей части - концертной, ибо из-за этого у меня так ни разу и не случилось шанса услышать, как она поёт.
Жаль, что Хелависы больше не будет. Как-то немного обидно. Шантэль может петь стократ лучше, но это будет уже совсем другая группа.
страхУ моей Алины - удивительный талант находить себе спутников жизни среди наркоманов и уголовников%)
- Ну да, сидел, - говорит она жизнерадостно. - За убийство. А Лёха - за продажу наркотиков.
- Очень приятно, - говорит мне этот самый Лёха, и я тоскливо растягиваю губы в ответной улыбке:
- Мне тоже приятно. Ну просто очень.
- Иногда мне за тебя страшно становится, - говорю я ей сварливо.
- Ха! Да что со мной случится!
И она дружески хлопает меня по плечу - такая маленькая, с совсем детским лицом и взъерошенными волосами, и что-то в ней такое трогательно-бесшабашное... гриффиндорское.
Её отец - милиционер, чертовски авторитарный и суровый, он ни за что не допустит, чтобы его дочь где попало шлялась по ночам, и брат... брат раньше был проще и добрее, но теперь он работает там же, где отец, и испытывает нездоровую страсть к чёрному юмору - когда на работе попадается расчленёнка, перекладывает части тела разных покойников так, чтобы получилось смешно, и фотографирует всё это, например; и я думаю, что её так тянет ко всякому уголовному отребью именно из чувства противоречия. А брат теперь такой же принципиальный, как отец, и она боится их обоих и совсем не умеет врать, поэтому сия обязанность возлагается на меня, лучшую подругу, и я вдохновенно вешаю им лапшу на уши (а она угощает меня за это пивом или коктейльчиками).
- Бросай ты своего этого. Добром это не кончится, - в очередной раз вещаю я, закончив парафинить мозги отцу почтенного семейства.
- Да он всё равно долго на свободе не протянет, - равнодушно отвечает она. - Сам постоянно нарывается.
И я немного завидую её умению твёрдо стоять на ногах и железобетонному внутреннему стержню, но боюсь - всё-таки больше.
Страшно - потому, что у неё такая семья, хотя у меня самой немногим лучше; и потому, что в нас с ней в обеих есть что-то больное, порочное, хотя и совершенно разной природы: я - вечно тринадцатилетняя инфантильная девочка, заигравшаяся в сотни сказок, а она, наоборот, чересчур, до дрожи, реальна; и ещё потому, что она совсем, совсем не умеет врать...
...Когда в очередной главе мой Завулон изрёк: "Это был один из важнейших компонентов зелья", я поняла, что меня опять несёт не туда.
Решительно, надо пересмотреть список читаемой литературы, потому что такими темпами Ольга вскоре начнёт носить письма и свежие номера "Ежедневного Пророка". Ну хоть какая-то польза от этой провонявшей нафталином мечты таксидермиста.
и не физически, хотя пальцы, как обычно, мёрзнут, и я почти не выхожу на улицу, потому что не хватает тёплых вещей, и батареи топят плохо, и даже обогреватель не помогает, - холодно внутри.
и я знаю, что это просто зима, просто темно за окном и холодно, просто шутки моей дистонии - той самой, сердечно-сосудистой, которая цепляет добрую половину подростков, - но что это меняет?
нужно лечиться - а как лечиться? чай, ужасно много чая - чай зелёный, чай чёрный, чай с лимоном, малиной и ежевикой, и плед, и побольше света, электрического, жёлтого, и книжка, которая греет - испытанный способ; вот только - где взять такую книжку, я читаю сейчас Честертона и Камю, а от них совсем не тепло...
да, книжку хочется, и не одну, а целую стопку, и я обязательно съезжу на днях в "Старую книгу" и перерою там все полки с детской литературой, но боюсь, что не найду того, что надо, а гаррипоттерские фики давно уже успели прискучить.
и ещё аниме хочу, не знаю только точно, какое; жёсткий диск по-прежнему забит тем, что смотреть совсем не хочется, и какие-то диски разбросаны по ковру, и даже нет желания поглядеть, что из этого я смотрела и что - ещё нет. хочется чего-нибудь очень-очень детского и милого, как Fruits Basket, да, я точно возьму её у кого-нибудь...
а ещё хочется встречаться с кучей народа, и ходить, например, вместе в кино, или печь вместе, например, печенье, или писать вместе что-нибудь очередное глупое, без конца, начала и смысла.
а ещё хочется говорить с кем-нибудь, тоже без конца и глупо, о жизни, например, и о её неуловимом смысле - как это ново и оригинально, верно? - и о дружбе, и об одиночестве; говорить и говорить, пока слова не превратятся в горсти цветных снежинок, и тогда мы отгородимся от них шарфами, и они совсем-совсем перестанут быть нужны, и мы будем дышать на замёрзшие руки и молчать об одном и том же - вот...
и ещё хочется...
хотя я вру, ничего не хочется на самом деле, разве что лежать, свернувшись клубочком у самой батареи, и спать почти что круглыми сутками напролёт, а если не спать - то, разумеется, тыкаться носом в тёплую подушку и упиваться страданием и апатией.