Наше Министерство образования в последнее время то и дело мило шутит.
Суматоха с ЕГЭ, потом намерение ввести обязательную военную подготовку и историю православия в школах (интересно, что у них там в итоге вышло) - это всё меня, к счастью, не коснулось.
Меня беспокоит Болонский процесс - с учётом того, что наш институт не даёт магистерской степени. А диплом бакалавра востоковедения, который никому нах не нужен ни у нас, ни на Западе (ну и на Востоке, вероятно, тоже), - прямо скажем, не предел мечтаний.
Не то чтобы это меня очень сильно волновало, но в общем да, неприятно свербит.
Вообще, если просто ради интереса пройтись по нашим образовательным порталам, то создаётся впечатление, что тут у нас в стране как раз та ситуация, когда правая рука не знает, что делает левая.
Не осень. Всё никак не осень. Послелето. afterdark
Не люблю.
Хотя руки уже мёрзнут, и - чёрное пальто, и Башня Rowan в плеере. И Бочарова, и Мельница, и Медведев. Диск, записанный Эру знает сколько месяцев назад и попавшийся под руку абсолютно случайно)
Когда слушаю - словно пружина какая-то в животе скручивается и раскручивается.
А ещё у меня есть зелёный Фрай, и мне обещали дать второго.
Пожелтело бы вокруг - и было бы всё совсем хорошо.
Маленькая язычница, мне казалось, что ты приедешь в карете, а ты трогала холодные ступени босыми ногами, и духи твои - роса? Я услышал тебя, хотя мой мир и враждебен тебе. Мой мир? Он скучен и сер, и крахмальный воротничок больно врезается в шею. Но участь графа, согласись, не самая худшая в этом мире, и поэтому я граф.
...
Есть и другой мир, маленькая язычница. У меня в одной из задних комнат есть большой, громоздкий шкаф, и я иногда, без сожаления расставшись с сюртуком, цилиндром и штиблетами, сняв со стены гобелен и завернувшись в него, ухожу через скрипучие двери гулкой фанерной пустоты - выхожу в исчезнувший город, на ощупь прокладываю себе дорогу, стараясь не натыкаться на невидимые фонари и деревья, и наконец выхожу к горизонту...
Вот он, мой мир! Мир грустный, и веселый, мир ассоциативный, сейчас в нем почему-то вприпрыжку бежит ко мне веселый майский дождик, шлепает по тяжелой и мягкой траве - разве он грустный, дождик-то? он добрый и умный, как дворняжка, он только иногда притворяется плачущим, а кто-то верит... Мир рождественской сказки, лунного полета, здесь даже метлы не нужно, мир часто сюрреалистический, где одним из законов мышления является абсурд, мир, который...
И все-таки это одинокий мир. Я не встречал в нем людей. Правда, я все-таки догадываюсь, что это не только мой мир. Изредка я встречал там, на песке, человеческие следы, иногда находил исписанные разной рукой обрывки бумаги, исповеди без начала, без конца, часто рифмованные... Кто эти люди? И когда они приходили сюда? вернутся ли они, и где они сейчас?
Я слышу, как шумит где-то вдали водопад. Маленькая язычница, а разве ты можешь распоряжаться собой? Что же, в таком случае, заставляет тебя приходить в холодный, серый и неуютный мир из твоего далекого храма?
Вот тут лежат фики девушки, которую я очень люблю - и которой завидую жуткой чёрной завистью, потому что сама так писать никогда не смогу.
Английский - довольно своебразный язык. Сухой, краткий, ёмкий, горьковато-жёсткий. Он идеально подходит для формулирования мыслей (некоторых%)), но худлит на нём очень сложно писать, по-моему. Нуууу - я бы точно не взялась... хотя перед носителями языка такая проблема, вероятно, не стоит.%)
Странно то, что при этом западные фикрайтеры пишут гораздо качественнее наших. То есть я понимаю, что в целом картина и там и там неутешительная; но среди западных авторов, пишущих фики по аниме, есть двое-трое, которые глубоко мне симпатичны, а среди наших нет ни одного. Это не снобизм, это просто как раз та ситуация, когда качество напрямую зависит от количества: среди тысячи фикрайтеров обязательно найдётся хоть один, закончивший Литинститут или что у них там на Западе. До некоторых пор я вообще пребывала в святой уверенности, что приличных фиков по аниме не бывает, ибо любая претензия на литературность противоречит их природе. Теперь я так не думаю. Теперь я знаю, что писать такое возможно, хотя и очень трудно, намного сложнее, чем, скажем, тот же слэш. Нужно не сбиться на патетику и не увлечься изысками стиля, потому что последнее обычно плохо вписывается в атмосферу аниме, а её обязательно нужно выдержать. Нужно суметь мягко вписать в эту атмосферу особое, собственное настроение, потому что иначе непонятно, зачем вообще всё это делается - пустое, мёртвое, глупое, - и ещё много, много всего нужно, и всё это нужно увидеть и понять самому...
В общем, это всё равно что балансировать на канате. Или в лесу искать среди бесконечного числа тропок одну-единственную. С завязанными глазами, наощупь.
Эту девушку, Incandescens её зовут, я люблю как раз за какую-то удивительную лёгкость. Она пишет так, как будто ей это ничего не стоит, как другие смеются или танцуют. Для того, чтобы научиться танцевать и смеяться, нужно невероятное количество силы воли и дней, проведённых в упражнениях, но потом об этих днях уже никто не вспомнит: кажется, что человек так и родился танцующим.
Она имеет право писать любую чушь, имеет право не любить мой обожаемый пейринг 38; я ей всё прощаю. Казалось бы, ничего особенного, - но так легко, так естественно, будто не одним росчерком пера даже, а простыми несколькими прикосновениями пальцев к бумаге...
Мне из Испании привезли пучок серых пёрышек: они, вообще-то, павлиньи, но главное то, что они просто очень красивые, мягче ваты, мягче тополиного пуха, и в них так здорово зарываться носом и всем лицом. И сейчас - сейчас мне так хорошо, так тепло, будто кто-то щекочет этими серыми пёрышками у меня в животе или где-то около, и в такие моменты я понимаю, что я давно и безнадёжно влюблена по интернету. Может быть, ты как раз читаешь это сейчас, читаешь и не знаешь, что это для тебя, тебе, и, может, весь дневник этот - для тебя и тебе... Мне очень хотелось бы знать, что ты обо мне думаешь, думал ли ты вообще обо мне хоть раз, - но я, разумеется, никогда не осмелюсь спросить. Ты знаешь, интернет уродует людей, превращая их в плоскатиков, вот и из меня он делает этакую тургеневскую барышню, а из тебя - человека, по которому барышня эта должна украдкой вздыхать - и тут уже недалеко и до засушенных цветов в книгах, и подушки, мокрой от слёз... И мне не смешно даже, мне противно и стыдно, потому что я совсем не такая; я просто злой ребёнок, который не умеет вырасти - с изуродованной психикой, с гнилой моралью, и даже люди, которых я люблю, зовут меня отморозком; и слово "люблю" в моём словаре - редкое и выстраданное, и оно, уж конечно, ни разу не означает медитации перед монитором вроде той, что сейчас... Да разве могу я любить тебя, если я даже не знаю тебя, если ни разу не видела тебя и никогда не увижу - и слава богу, что нет. Просто иногда я думаю, знаешь, думаю... - что, может быть, если бы ты и я взялись за руки, то смогли бы оттолкнуться от земли и взлететь, а там уже всё равно куда - хоть в Арту, хоть в Ехо, да хоть в Эмбер... А иногда даже - хотя об этом, наверное, не надо, это уж словсем глупое, - кажется, что вот так вот, держась за руки, можно и в этом мире остаться, и - остаться в нём людьми... а может - не-людьми - но ты ведь понимаешь, я знаю, ты понимаешь. А самое глупое: я ведь не тебя люблю, я люблю плоскатика, который не выдержит столкновения с реальностью, и тургеневская барышня во мне не выдрежит этой встречи, если даже она - вдруг! - произойдёт; хотя это, наверно, было бы очень кинематографично, если б мы встретились и ты каким-то чудом влюбился бы в меня. Ты до смерти залюбишь мою тургеневскую девушку, а я - твоего плоскатика, - они сдохнут, а нам с тобой останется только просить друг у друга прощения за две загубленные двухмерные жизни. ...Но сейчас это - неважно, всё - неважно, сейчас я всего лишь думаю о том, что где-то очень-очень далеко от меня ты - такой ненастоящий - живёшь и дышишь, - и у меня в животе щекочут серые пёрышки.
Ночи за компьютером, когда одним глазом глядишь в гобан, другим - в документ Ворда, а третьим (аджна-чакрой, вестимо) - в аську, очень способствуют плавному течению разговоров "за жизнь".
На этом месте был большой пост, но я его стёрла.%)
Иногда я жалею о своей неудачливости; нет, речь не идёт о каком-то глобальном невезении и запоротой карме, просто - не-удачливость, только и всего; но она удручает. Я не могу пожаловаться на то, что в моей жизни не происходит чудес, да нет же, происходят, и ещё какие. Но порой хочется самого банального (банального? - ха...) человеческого везения; скажем, я знаю, что никогда не выиграю джекпот, не найду бумажку в тысячу рублей, не вытащу из тридцати билетов тот единственный, который учила. Я понимаю, что это безумно глупо; понимаю, что если вдруг случись такое, ничего по большому счёту не изменилось бы; но было бы так здорово...
У меня на компьютере имеется неплохая подборка работ художников ХХ века - в основном тех, что имеют хотя бы слабое отношение к фэнтези и фантастике. Начиная от иллюстраций - Толкин всякий, Пратчетт, Драгонлэнс - и концепт-арта к сериалам и закачивая сюрреалистами. Не помню, как всё это добро ко мне попало, но склад весьма внушительный. Иногда я ещё и подкладываю туда что-то новое. Но чаще просто захожу и смотрю. Как в музей. В настоящем-то музее я не была уже давно, месяца четыре как, ибо ленива я до ужаса... я ведь нижнюю часть тела отрывать от дивана не люблю (я - добуцу диванное), предпочитаю, чтобы какой-нибудь добрый человек пришёл в гости и принёс этот самый музей ко мне домой.
К чему это всё? Да ни к чему, наверное. Просто под впечатлением пишу, ибо только что вернулась с очередной такой "прогулки".
Много скучной пошлости, если не уровня Вальехо и Ройо, то близко к тому. Но есть и очень необычные и красивые вещи.
Иногда попадаются вещи пугающие. К примеру, по сравнению с этим или этим - ставшего классическим примером для подобных случаев Босха можно без зазрения совести приглашать на оформление детсадовского утренника. И ладно бы одна картина, ладно две, но вот когда у художника все без исключения работы - такие...
Оценить могу, восхиться могу. Красиво. Но - боюсь того, что творится у такого человека в голове.
Впрочем, то, что у другого человека в голове - это почти всегда очень страшно. Поэтому и не стоит выставлять тараканов своих на всеобщее обозрение. Если они, тараканы, такие здоровущие, голодные и недрессированные...
Нашла на дневниках себя; себя - года два-три назад. Совсем такое же мироощущение. Красиво, безумно трогательно - этакий светлячок в осеннем ночном тумане. Впрочем, если начистоту, то вряд ли у меня когда-нибудь получалось такой быть. Но - хотелось. Чудесная девочка. Очень похоже на ту-меня-которая-в-Арте... на ту, какой она была когда-то. Подумала и удивилась: та я, оказывается, тоже взрослеет. Это немного странно - я ведь не так уж часто о ней вспоминаю. Или всё-таки часто - для жизни, которая прожита и отброшена, как ставшая тесной одежда? Может даже - слишком часто? Ведь та жизнь не закончилась и не растворилась в других, она по-прежнему тянется параллельно моей и упорно перекликается с ней; только время там летит быстрее: у нас - год, у них - тысячелетие... Та я, которая Тилле - сейчас в Нуменоре. Она, собственно, и не Тилле уже, она весело и с удовольствием играет роль придворной дамы, она - Айвэ Тинданьэллэ. Она уже никому не плетёт венков из колокольчиков. И теперь уже никто не принимает её за лопоухого мальчишку с веснушками, хотя они никуда не делись, веснушки эти и лопоухость, и вздёрнутый нос, и слишком широкий рот. Она по-прежнему носит чёрное - этот цвет ей к лицу больше всех остальных. И по-прежнему любит мокнуть под дождём, гуляя по сырому булыжнику, но теперь это - набережная, или узенькие мостики, выгорбившиеся над рекой, которая бурлит и швыряет брызги в лицо. А снизу сильный ветер ударяет в юбку, и нужно крепко вцепиться в перила, иначе - подхватит и унесёт... Она, как и раньше, пишет песни, но теперь думает о красоте слов, а не просто выплёскивает наружу то, о чём болит сердце. И сказки, которые она сочиняет - они похожи на сложные мозаики или на те самые шкатулочки, внутри которых прячутся шкатулочки поменьше, настоящее лакомство для ценителей литературы. И если напомнить ей о тех простых историях вроде сказок про принцессу Ливень, которыми она когда-то угощала приятелей, - она не смутится, не отведёт взгляд; кивнёт, улыбнётся с оттенком грусти, спокойно пожмёт плечами. Да. Было. Детство. Она всё так же любит библиотеки и водить пальцем по корешкам книг. Любит этот город, обречённый на гибель и сознающий это, но принимающий свою судьбу с достоинством, потому что его жители никогда и ни перед кем не склоняли головы. Любит трубочное зелье из Ханатты, этот горько-сладкий дым, от которого кружится голова, - хотя как только мода на него пройдёт, она о нём, наверное, забудет. Человек, которого она любит, хранит руну Аэт. Его волосы похожи на растрёпанные перья жемчужной птицы, он всегда мягко улыбается и никогда не повышает голоса; он - Фай Флуорайт, хотя там его, конечно, зовут по-другому. Для того, чем они стали друг для друга, нет названия ни в одном языке; они не друзья, не влюблённые, не брат и сестра. Они понимают друг друга без взглядов и слов, глядятся друг в друга, как в зеркало, держатся за руки и кончиками пальцев слышат, что их сердца бьются в такт; но если судьба разлучит их, то они не будут тосковать друг о друге, потому что они свободны друг от друга, как ветер свободен от солнца, как море свободно от звёзд. Да, она живёт так, как хотела бы жить я. Но сама она иногда, по ночам, терзается смутной виной, - хотя умом понимает, что ничего особенного не случилось, просто она выросла, просто научилась справляться со всем одна, просто зарастила дыру в груди.
...Вот ведешь ты злосчастный этот дневник, и не сказать, чтобы осмысленно, и не сказать даже, чтобы очень прилежно. Черканёшь пару строк раз в несколько дней: от скуки, или оттого, что поплакаться в жилетку некому, или когда хочется записать что-то хорошее (но это - реже). Для себя вроде как пишешь. Чтобы не потеряться окончательно в просторах тырнета, не дать забыть, что ты ещё тут, вот она ты - портит глаза за компьютером и отстукивает на клавишах очередную бессмыслицу. Как-то уютнее от этого.
И время от времени настоящим шоком оказывается осознание (именно осознание, потому что каждый раз это переживается заново) того, что сетевой дневник - это всё-таки не тот милый сердцу бумажненький, что можно было запереть на замочек и упрятать в глубину стола. Что кто-то эти записи пролистывает небрежно и думает что-то наподобие "Милая девочка, но глупенькая" - это ничего, это не режет. А вот когда видишь, что кто-то (другой кто-то) это твоё самое заносит в цитатник, читает, перечитывает и осмысливает - вот это уже хорошо бьёт по голове.
Сразу думаешь: а кто ты такая, чтобы восхищать, вдохновлять и учить жить. Имеешь ли ты на это право, когда ты тварь дрожащая... или, по карйней мере, что-то вроде.
С другой стороны - учатся-то люди везде, всегда и всему сами, это их глубоко личное и суверенное дело - учиться или не учиться. И если так рассуждать, то можно дорассуждаться до того, что лучше и вовсе не жить, дабы не подавать другим своей далеко не образцовой жизнью дурной пример.
И тем не менее - очень странное и царапающее чувство.
- Как же мне не радоваться, когда я только что два часа подряд любовалась на самого прекрасного мужчину в мире?
- Хм? И кто он?
- Он шоколадный бог!
*
Просматриваю рецензии во френдленте; половина пишет об "убогой морали", половина - о не менее убогих обывателях, которые не в силах понять глубокий посыл фильма. Это очень смешно читать. Осмелюсь высказать своё скромное мнение, хотя в нём, кажется, никто особо не заинтересован... но когда это меня останавливало, в конце концов.
Мне стыдно, но я не увидела в "Шоколадной фабрике" никакого особенно глубокого посыла. Книжку Даля я, кстати, не люблю, хотя Даль сейчас почему-то популярен и даже издаётся моей ненаглядной "Азбукой-классикой". Для сказки книжка слишком нравоучительна, для нравоучительной истории - слишком антигуманна, для любителя красиво нанизанных слов (такого, как я) - слишком неинтересно написана. Но фильм-то - это уже не Даль, это Бёртон. И настроение там совершенно иное, и смысловые акценты по-другому расставлены. А в фильмах Бёртона, по-моему, вообще никогда никакого посыла нет. Он всего-навсего пытается сотворить мир, который всем его устраивает - так же как, скажем, Эд Вуд или тот же Вилли Вонка.
Одним из немногих собственных положительных качеств (должны ведь у меня быть хоть какие-то положительные качества, ну а?) я всегда полагала умение... ну, не знаю, вжиться в описываемый мир, что ли, причём умение вжиться сразу и безоговорочно. Не обязательно полюбить, но принять таким, как он есть, не задавая дурацких вопросов. Где мысли, бурчит моя многоуважаемая френдлента, где психологизм? А вот нету психологизма. Это мир Бёртона. Там очень много условностей. Там совершенно особенная форма повествования, когда серьёзное и смешное друг от друга неотделимы. Там всё... именно так, как должно быть, - вот и всё. Впрочем, как и в любом персональном мире. Думаете, пословица про "в чужой монастырь со своим уставом" - не про это? Да про это самое, про что же ещё.
Это во-первых.
Во-вторых. К вопросу об отсутствии мыслей и убогости сюжета.
Начнём издалека. Есть у нас такой режиссёр - Сокуров. Последней его лентой, которую я смотрела, был "Молох", история странных отношений Гитлера с его окружением и Евой Браун. Это кино ещё более затянутое, тоскливое и неприятное, чем, скажем, "Солнце" из той же его трилогии о "людях власти". Фильм это непростой, мыслей там много. Но среди них нет ни одной новой или интересной... интересной мне, во всяком случае. Быть может, я неправа и многого не понимаю. И тем не менее: оно мне надо - когда вещь не даёт ничего ни уму, ни сердцу, - вообще ничего не даёт, кроме фирменного сокуровского ощущения гнилого подземелья? (Ах да, и кроме внезапно вспыхнувшей симпатии к Йозефу Геббельсу.%)
Так вот. Повторюсь - какой-то особенной глубины я в фильме не увидела. Я увидела фильм совершенно волшебный и феерически красивый, смешной, романтический, немного страшный, местами даже злой - и притом в целом очень добрый. Не гениальный. Но замечательный. Захватывает дух от всяких штучек вроде полётов на прозрачном лифте (интересно, это не может быть аллюзией на сказку Родари про лифт в небе?). Короче говоря, я смотрела блестя глазами и разинув рот, а кругом витали "самые чудесные запахи в мире: жареных кофейных зерен и жжёного сахара, жидкого шоколада и мяты, фиалок и дроблёного фундука, яблоневого цвета и лимонной цедры..." (с.) Ну, согласитесь, у такого кино гораздо больше права на существование, чем у фильмов, где дочёрта умных мыслей, но которые при этом не пахнут ничем, кроме киноплёнки.
Что ещё?
Эстетическое впечателние довольно странное. Лента будто состоит из двух половинок. Первая - город, дом Бакетов, картинки из детства Вонки и даже стиль повествования, который я обычно обзываю "кавайной готикой"%) - очень похожа на нежно любимые мною "33 несчастья" (даже рассказчика дублирует, кажется, тот же самый голос, что переводил Сникета). Вторая половинка - а именно сама шоколадная фабрика - чудовищными цветозвукоформами и общей безуминкой напомнила смИшной такой фильм "Кот в шляпе", который в российском прокате, насколько я знаю, называется просто "Кот". Представить зрителю эти режущие цветозвукоформы так, чтобы они вызвали бурю восторга, а не отторжение, - под силу, наверное, одному только Бёртону. Так же как и вообще умудриться склеить две таких половинки в одно.
Сам Чарли мне не очень понравился, а вот все остальные Бакеты - очень живые. Особенно отец и мать.
Про Деппа, его тросточку, цилиндр и губы я намеренно молчу, ибо, сами понимаете, от человека, расползающегося по креслу лужицей сладкой карамели при одном только взгляде на депповскую физиономию, адекватной реакции ждать глупо. ^_^
Ах... я счастливо.
Хочу большущий-пребольшущий плакат на стенку.
И посмотреть ещё раз.)
Нет, я, правда, готова поклясться, что в зале пахло шоколадом - и запах исходил вовсе не от плитки "Альпен Гольд", которую я грызла на протяжении сеанса.