флафф, некрофилия
Старая-старая сказка: в густом лесу затерялось болото, а на болоте хижина, а в хижине заколдованная принцесса. И окно, конечно, окно, в непогоду светящееся жёлтым (или оранжевым? я не знаю, какой ты любишь больше), и ничего удивительного, что заблудившиеся в ночи стремятся к этому свету как мотыльки: шутка ли, бродить в одиночестве по трясине, месить грязь ногами - и не день бродить, не два, бродить много лет, ибо это одно из непременных условий волшебной сказки, а ведь случается, что и босиком бредёшь, когда изотрёшь свои башмаки из ольхи, а вслед за ними и три пары железных...
А внутри домика свет и тепло, тут всё как в сказке: много рисунков и варят шоколад и глинтвейн, и иногда даже пахнет виншёвым табаком.
"Как много кукол, аптечный запах и груды книг...".
И всё бы ах, вот только принцесса заколдованная - не то Снегурочка, не то Несмеяна, и никому не тепло от её холодных рук, от её мужских глаз, от её молчаливого рыбьего рта. Погреются нежеланные эти гости у плиты до утра - и вон из дома, снова в путь, и пускай по кочкам без башмаков, только бы не с нею рядом.
Желанный гость есть в этом доме, но она не будет говорить о нём, не просите. И если случится ему появиться на пороге - она не впустит его в дом: у неё теперь своё счастье, болотное; маленькое и робкое, как блуждающий огонёк.
И всё бы ах, если б только не так часто обуревала ингерманландская тоска; и если б принцесса любила поговорить по душам, то сказала бы, что здесь очень мокро иногда, так мокро, что похоже на смерть - увязнешь по колени в топи и не выберешься.
Но это её крепость, и здесь желанный гость не получит её. Пусть не испугается заунывного эха с болот, пусть истопчет три пары железных башмаков, изломает три чугунных посоха, пусть запутается в малиннике, раздерёт лицо колючками тёрна - пусть упадёт без сил на ступеньки, но ему не откроют дверь.
Я здесь, я смотрю на тебя - видишь? - смотрю из окна своей хижины, упираюсь носом в запотевшее от моего дыхания стекло, моё дыхание тёплое, но тебе не получить его, хоть я и буду глядеть на тебя вечно, тебе не достать меня.
Ты теперь не достанешь меня, я в домике.
А внутри домика свет и тепло, тут всё как в сказке: много рисунков и варят шоколад и глинтвейн, и иногда даже пахнет виншёвым табаком.
"Как много кукол, аптечный запах и груды книг...".
И всё бы ах, вот только принцесса заколдованная - не то Снегурочка, не то Несмеяна, и никому не тепло от её холодных рук, от её мужских глаз, от её молчаливого рыбьего рта. Погреются нежеланные эти гости у плиты до утра - и вон из дома, снова в путь, и пускай по кочкам без башмаков, только бы не с нею рядом.
Желанный гость есть в этом доме, но она не будет говорить о нём, не просите. И если случится ему появиться на пороге - она не впустит его в дом: у неё теперь своё счастье, болотное; маленькое и робкое, как блуждающий огонёк.
И всё бы ах, если б только не так часто обуревала ингерманландская тоска; и если б принцесса любила поговорить по душам, то сказала бы, что здесь очень мокро иногда, так мокро, что похоже на смерть - увязнешь по колени в топи и не выберешься.
Но это её крепость, и здесь желанный гость не получит её. Пусть не испугается заунывного эха с болот, пусть истопчет три пары железных башмаков, изломает три чугунных посоха, пусть запутается в малиннике, раздерёт лицо колючками тёрна - пусть упадёт без сил на ступеньки, но ему не откроют дверь.
Я здесь, я смотрю на тебя - видишь? - смотрю из окна своей хижины, упираюсь носом в запотевшее от моего дыхания стекло, моё дыхание тёплое, но тебе не получить его, хоть я и буду глядеть на тебя вечно, тебе не достать меня.
Ты теперь не достанешь меня, я в домике.