флафф, некрофилия
седьмое письмо. Об ориентировании на незнакомой местности
Этот пост будет скучный, глупый, откровенно жалобный и очень, очень большой. Я предупредила, угу?
Читала твой дневник - читала и почти плакала; это такое хорошее, такое своё, словно вернулся в никогда не существовавший родной дом.
Я начала понимать, что ты для меня значишь: ты одна из моих дорог ко мне самой. Тех, которые очищают и приводят в страну-внутри-сердца. Я тебе сейчас всё объясню, сначала про очищение, потом про страны.
Про очищение - это совсем легко.
Ты знаешь, у меня сложные отношения с реальностью, - у тебя, я полагаю, они тоже непростые. Иногда она надавливает как-то особенно сильно - и я истончаюсь. Это Толкин придумал; Бильбо в одном месте говорит: "Я стал тонкий-тонкий, как масло на хлебе у скупердяя". Вот и я становлюсь тонкой-тонкой... Совсем чужая сама себе становлюсь, понимаешь? Вот сейчас, например; у меня, что называется, первая любовь, и меня колышет, как паутинку. Тётка в телевизоре говорит: "Все мужики козлы!" - и я начинаю думать: ага, точно, все мужики козлы; потом звоню и устраиваю по мобильному истерику на полтора часа по поводу того, что все мужики козлы, и не могу успокоиться, пока не услышу всяческих утешений - что мужики не козлы, то есть, конечно, есть и козлы, но он-то уж точно не козёл... Тебе смешно, а мне противно, я дико себя ненавижу, это ведь не я совсем, - и всё равно... Ужаснее всего было в четырнадцать лет, когда я твёрдо решила наладить контакт с социумом - выучилась красить губы и носить высокие каблуки. Я была противна себе до тошноты просто. Но тогда умная судьба сделала мне единственно спасительный в подобной ситуации подарок - известно-какую-книгу; и вот я приходила домой, читала наизусть целыми страницами и захлёбывалась слезами, и это было как покаяние. То самое очищение. Позже я поняла, что с социумом можно поддерживать терпимые отношения и без настолько кровавых жертв; но я до сих пор не могу научиться вести себя так, чтобы быть собой, а не кем-то другим, не могу самой себе нравиться. Вместо меня говорят и действуют совсем чужие, нехорошие какие-то люди, а меня самой остаётся всё меньше и меньше. Я их боюсь.
А ещё реальность - это всё то, что дано мне той самой умной, но не особенно добросердечной тётенькой судьбой при рождении. Внешность, которую я не люблю, потому что в ней нет ничего искреннего, ничего особенного; вполне себе обычная такая блондинка с сиськами. То есть уже брюнетка, но это мало что меняет. На характер судьба тоже не ращедрилась. Да чего уж там - безобразный у меня характер, характер киношного злодея, в чём чистосердечно признавались несколько людей, никак друг с другом не связанных. Как меня вообще земля носит? Нет, я серьёзно.
Надеюсь, про реальность, наши трения и потребность держаться от этой самой реальности в отдалении ты понял; это грустно; давай лучше про страны. Вообще-то ты про них и сам знаешь, все знают, но я расскажу так, как я понимаю.
Когда я впервые в жизни увидела Playstation 2 и восьмую - кажется - Final Fantasy
(впрочем, это могла быть какая угодно приставка и игра с хорошей графикой)
я вдруг как-то очень отчётливо поняла, что будущее за компьютерными играми
То есть даже не совсем так: я всего лишь навсего дошла собственным умом до давно известного факта, что у любого творчества цель одна - чтобы человек почувствовал себя богом
и ещё подумала, что недалеко то время, когда игры, кино и чёрт знает что ещё станут одной индустрией
и люди только и будут, что бесконечно моделировать свои собственные миры - а как тут устоять? - и у самых искренних будут получаться как раз-таки страны-внутри-сердца, потому что иначе никак (это чем-то таким вроде артхауса будет считаться), и вот они будут ходить друг к другу в эти страны-внутри-сердца, как в гости, и смотреть, смотреть...
Авторское кино - это уже почти то самое, но кино - это только кино всё-таки; там не погуляешь, его не понюхаешь, не присядешь на скамейку, не потрогаешь за руку.
И вот ещё дальше что я подумала. Ты читай внимательно, это важно.
В моей бесконечной квэнте была такая небольшая поучительная часть про страны-внутри-сердца. То есть вообще-то это про Курумо было. Его мир-внутри-сердца был словно огромная арктическая пустыня. Он сидел среди ледяных глыб и мучался от ощущения собственной вины, одиночества, злости на весь мир и прочего экзистенциального страдания - словом, постепенно умирал внутри самого себя. И вот приходит к нему туда моя Тилле и начинает говорить всякие хорошие вещи - о вине, о прощении. (Всё это страшно наивно, я понимаю, но когда я это писала, мне всё-таки пятнадцать лет было). Он ей говорит, что всё абсолютно бессмысленно, потому что даже внутри самого себя он не может найти пристанища, один холод; а она ему отвечает на это - а что, если вместо того, чтобы сидеть и ныть, встать и поискать, вдруг таки найдётся что-нибудь хорошее? И вот они вместе переходят через горы и видят море; а в море те же самые ледяные глыбы; и она ему говорит: тебе нужно пересечь это море - ты или умрёшь, или сможешь себя простить... Как-то так. Вообще я к тому, что там где-то мимоходом проскользнула мысль, что мир-внутри-сердца - он на самом деле один. Один на всех. И там есть всё-всё на свете. Поэтому он такой громадный, и каждый знает в нём только какой-то свой уголок.
И каждый ходит по этому своему уголку туда-сюда, блуждает в трёх соснах, а в руках рация, как у Штирлица, и вот он в эту рацию кричит - тому человеку, которого он твёрдо решил научиться понимать: "У тебя там что?" - "У меня море синее-синее!" - "А у меня лес и конец ноября...". И не понимают ни тот, ни другой, что море - оно сразу за лесом, и стоит только пройти несколько километров, как...
А отсюда уже и до общечеловеческого единства разумов недалеко - любимой идеи классических американских фантастов (и Хайнлайн, родимый, не избежал этой участи, было где-то у него, да...).
Но мне-то вселенского единства разумов не нужно, я так далеко не загадываю.
Мне всего только в будущее бы лет этак на триста, когда моделирование миров будет в самом разгаре; и я сделаю свою маленькую вселенную такой, что другие смогут её увидеть. Может быть, это та самая моя профессия-предназначение, об отсутствии которой я вечно сожалею. Я не знаю, как сделать это сейчас. Кино - это всё-таки совсем другое, а написать книгу - я бы написала, но у меня ведь нет никаких сюжетов, только места, образы и люди; да и писать я не умею совсем, по большому счёту...
Я не хочу, чтобы меня любили за сиськи. Я не хочу даже, чтобы меня любили за мои мозги. Что - мозги? Бывают и получше.
Я хочу, чтобы кто-то приходил в мой ноябрьский лес и смотрел, как вода капает с ветвей, и трогал мокрые стволы, и собирал листья, и чтобы не было ему жизни безо всего этого; пускай он и в Город приходит - гуляет по набережным, любуется мостами и черепичными крышами, сидит на ступеньках Университета на главной площади, смотрит из телескопа на звёзды на моём чердаке и, как страшную сказку, слушает о господине моём Смерть (Мелькор, Мёнин, Гаммельнский Крысолов, Оле-Лукойе?). Пускай приходит когда угодно, хоть каждый день, - я буду рада, я...
Мне страшно, когда меня любят(?) люди, которые ничего этого не видели, не знают.
Я не понимаю, за что меня вообще можно любить, кроме как за это.
Я думаю, эти миры - единственное хорошее, единственное красивое, что у меня есть; вообще - единственное, что есть.
Я бы их показала - подарила - человеку, которого я люблю, но ему они не нужны, он любит меня за что-то совсем другое.
Я бы могла подарить их тебе, но тебе они не нужны тоже, у тебя стопки своих - таких же.
Понимаешь, это дико, это, наверное, что-то вроде сбоя в Матрице, я не знаю, почему так бывает, - но так бывает: мы с тобой совсем чужие люди друг другу, совсем далёкие и - наверняка - в реальной жизни друг другу неприятные; просто как-то так вышло, что у нас мир один на двоих. Думаешь ли ты об этом? Понимаешь ли, что мы живём если не на одном чердаке, то в соседних домах - точно, и ходим друг к другу в гости, перелезая из окна в окно, как у Линдгрен в книжке "Мы все из Бюллербю"? Это какая-то чудовищная вселенская несправедливость, сплошное безобразие, но так уж получилось, и не виноваты в этом ни ты, ни я.
Это ничего, да? Будем перелезать и дальше?
Этот пост будет скучный, глупый, откровенно жалобный и очень, очень большой. Я предупредила, угу?
Читала твой дневник - читала и почти плакала; это такое хорошее, такое своё, словно вернулся в никогда не существовавший родной дом.
Я начала понимать, что ты для меня значишь: ты одна из моих дорог ко мне самой. Тех, которые очищают и приводят в страну-внутри-сердца. Я тебе сейчас всё объясню, сначала про очищение, потом про страны.
Про очищение - это совсем легко.
Ты знаешь, у меня сложные отношения с реальностью, - у тебя, я полагаю, они тоже непростые. Иногда она надавливает как-то особенно сильно - и я истончаюсь. Это Толкин придумал; Бильбо в одном месте говорит: "Я стал тонкий-тонкий, как масло на хлебе у скупердяя". Вот и я становлюсь тонкой-тонкой... Совсем чужая сама себе становлюсь, понимаешь? Вот сейчас, например; у меня, что называется, первая любовь, и меня колышет, как паутинку. Тётка в телевизоре говорит: "Все мужики козлы!" - и я начинаю думать: ага, точно, все мужики козлы; потом звоню и устраиваю по мобильному истерику на полтора часа по поводу того, что все мужики козлы, и не могу успокоиться, пока не услышу всяческих утешений - что мужики не козлы, то есть, конечно, есть и козлы, но он-то уж точно не козёл... Тебе смешно, а мне противно, я дико себя ненавижу, это ведь не я совсем, - и всё равно... Ужаснее всего было в четырнадцать лет, когда я твёрдо решила наладить контакт с социумом - выучилась красить губы и носить высокие каблуки. Я была противна себе до тошноты просто. Но тогда умная судьба сделала мне единственно спасительный в подобной ситуации подарок - известно-какую-книгу; и вот я приходила домой, читала наизусть целыми страницами и захлёбывалась слезами, и это было как покаяние. То самое очищение. Позже я поняла, что с социумом можно поддерживать терпимые отношения и без настолько кровавых жертв; но я до сих пор не могу научиться вести себя так, чтобы быть собой, а не кем-то другим, не могу самой себе нравиться. Вместо меня говорят и действуют совсем чужие, нехорошие какие-то люди, а меня самой остаётся всё меньше и меньше. Я их боюсь.
А ещё реальность - это всё то, что дано мне той самой умной, но не особенно добросердечной тётенькой судьбой при рождении. Внешность, которую я не люблю, потому что в ней нет ничего искреннего, ничего особенного; вполне себе обычная такая блондинка с сиськами. То есть уже брюнетка, но это мало что меняет. На характер судьба тоже не ращедрилась. Да чего уж там - безобразный у меня характер, характер киношного злодея, в чём чистосердечно признавались несколько людей, никак друг с другом не связанных. Как меня вообще земля носит? Нет, я серьёзно.
Надеюсь, про реальность, наши трения и потребность держаться от этой самой реальности в отдалении ты понял; это грустно; давай лучше про страны. Вообще-то ты про них и сам знаешь, все знают, но я расскажу так, как я понимаю.
Когда я впервые в жизни увидела Playstation 2 и восьмую - кажется - Final Fantasy
(впрочем, это могла быть какая угодно приставка и игра с хорошей графикой)
я вдруг как-то очень отчётливо поняла, что будущее за компьютерными играми
То есть даже не совсем так: я всего лишь навсего дошла собственным умом до давно известного факта, что у любого творчества цель одна - чтобы человек почувствовал себя богом
и ещё подумала, что недалеко то время, когда игры, кино и чёрт знает что ещё станут одной индустрией
и люди только и будут, что бесконечно моделировать свои собственные миры - а как тут устоять? - и у самых искренних будут получаться как раз-таки страны-внутри-сердца, потому что иначе никак (это чем-то таким вроде артхауса будет считаться), и вот они будут ходить друг к другу в эти страны-внутри-сердца, как в гости, и смотреть, смотреть...
Авторское кино - это уже почти то самое, но кино - это только кино всё-таки; там не погуляешь, его не понюхаешь, не присядешь на скамейку, не потрогаешь за руку.
И вот ещё дальше что я подумала. Ты читай внимательно, это важно.
В моей бесконечной квэнте была такая небольшая поучительная часть про страны-внутри-сердца. То есть вообще-то это про Курумо было. Его мир-внутри-сердца был словно огромная арктическая пустыня. Он сидел среди ледяных глыб и мучался от ощущения собственной вины, одиночества, злости на весь мир и прочего экзистенциального страдания - словом, постепенно умирал внутри самого себя. И вот приходит к нему туда моя Тилле и начинает говорить всякие хорошие вещи - о вине, о прощении. (Всё это страшно наивно, я понимаю, но когда я это писала, мне всё-таки пятнадцать лет было). Он ей говорит, что всё абсолютно бессмысленно, потому что даже внутри самого себя он не может найти пристанища, один холод; а она ему отвечает на это - а что, если вместо того, чтобы сидеть и ныть, встать и поискать, вдруг таки найдётся что-нибудь хорошее? И вот они вместе переходят через горы и видят море; а в море те же самые ледяные глыбы; и она ему говорит: тебе нужно пересечь это море - ты или умрёшь, или сможешь себя простить... Как-то так. Вообще я к тому, что там где-то мимоходом проскользнула мысль, что мир-внутри-сердца - он на самом деле один. Один на всех. И там есть всё-всё на свете. Поэтому он такой громадный, и каждый знает в нём только какой-то свой уголок.
И каждый ходит по этому своему уголку туда-сюда, блуждает в трёх соснах, а в руках рация, как у Штирлица, и вот он в эту рацию кричит - тому человеку, которого он твёрдо решил научиться понимать: "У тебя там что?" - "У меня море синее-синее!" - "А у меня лес и конец ноября...". И не понимают ни тот, ни другой, что море - оно сразу за лесом, и стоит только пройти несколько километров, как...
А отсюда уже и до общечеловеческого единства разумов недалеко - любимой идеи классических американских фантастов (и Хайнлайн, родимый, не избежал этой участи, было где-то у него, да...).
Но мне-то вселенского единства разумов не нужно, я так далеко не загадываю.
Мне всего только в будущее бы лет этак на триста, когда моделирование миров будет в самом разгаре; и я сделаю свою маленькую вселенную такой, что другие смогут её увидеть. Может быть, это та самая моя профессия-предназначение, об отсутствии которой я вечно сожалею. Я не знаю, как сделать это сейчас. Кино - это всё-таки совсем другое, а написать книгу - я бы написала, но у меня ведь нет никаких сюжетов, только места, образы и люди; да и писать я не умею совсем, по большому счёту...
Я не хочу, чтобы меня любили за сиськи. Я не хочу даже, чтобы меня любили за мои мозги. Что - мозги? Бывают и получше.
Я хочу, чтобы кто-то приходил в мой ноябрьский лес и смотрел, как вода капает с ветвей, и трогал мокрые стволы, и собирал листья, и чтобы не было ему жизни безо всего этого; пускай он и в Город приходит - гуляет по набережным, любуется мостами и черепичными крышами, сидит на ступеньках Университета на главной площади, смотрит из телескопа на звёзды на моём чердаке и, как страшную сказку, слушает о господине моём Смерть (Мелькор, Мёнин, Гаммельнский Крысолов, Оле-Лукойе?). Пускай приходит когда угодно, хоть каждый день, - я буду рада, я...
Мне страшно, когда меня любят(?) люди, которые ничего этого не видели, не знают.
Я не понимаю, за что меня вообще можно любить, кроме как за это.
Я думаю, эти миры - единственное хорошее, единственное красивое, что у меня есть; вообще - единственное, что есть.
Я бы их показала - подарила - человеку, которого я люблю, но ему они не нужны, он любит меня за что-то совсем другое.
Я бы могла подарить их тебе, но тебе они не нужны тоже, у тебя стопки своих - таких же.
Понимаешь, это дико, это, наверное, что-то вроде сбоя в Матрице, я не знаю, почему так бывает, - но так бывает: мы с тобой совсем чужие люди друг другу, совсем далёкие и - наверняка - в реальной жизни друг другу неприятные; просто как-то так вышло, что у нас мир один на двоих. Думаешь ли ты об этом? Понимаешь ли, что мы живём если не на одном чердаке, то в соседних домах - точно, и ходим друг к другу в гости, перелезая из окна в окно, как у Линдгрен в книжке "Мы все из Бюллербю"? Это какая-то чудовищная вселенская несправедливость, сплошное безобразие, но так уж получилось, и не виноваты в этом ни ты, ни я.
Это ничего, да? Будем перелезать и дальше?
@темы: зелёные письма
-
-
07.10.2006 в 20:01